Сергей Тихомиров

Ранние стихотворения

* * *

В октябрьском лесу,
Где склонился в бессилье
Лишённый листвы,
Зачарованный куст,
Я пробую осень
Губами сухими
На вкус.

Недвижимый воздух,
Прозрачный и терпкий,
Губам подарил
Холодящий напев.
Неслышным вторженьем
Испуганы ветки
Дерев.

В октябрьском лесу,
Восхищённый дубами,
Что спрятались в иней
Серебряных бус,
Я пробую осень
Сухими губами
На вкус.

1976

РАССВЕТ

Рассвет… Вчерашнее тепло
Вздымается туманом влажным.
Хранится ночь в лесу овражном,
А в деревнях уже светло.

И в утренней голубизне
Ты, сквозь туман, увидишь ветхий
Плетень, берёзовые ветки
В их нежно-зыбком полусне.

Услышишь дудку пастуха
И топот медленного стада…
О Господи, как мало надо
Для зарождения стиха!

1977

* * *

Семь тебе, а я моложе на год.
Мы среди цветов и волчьих ягод
На пороге озера сидим.

Десять лет прошло, как это лето;
Всё исчезло, всё пропало где-то…
Ах, зачем мы раны бередим?

1977

* * *

Кончалась ночь. Река поголубела.
Проснулись на пароме старики.
Мне голубым моё казалось тело
У голубой медлительной реки.

И голубые кони пили воду,
И жеребята прыгали гурьбой.
И каждому из них не больше года,
И каждый, словно небо, голубой.

А из реки поднялся шар несмело,
Покинув голубую глубину,
И всё вокруг неслышно розовело.
Миг вздрогнул, потеряв голубизну!

И побежали розовые кони,
И розово запенилась река,
Порозовели доски на пароме,
И розовые плыли облака.

Мир становился радостней и краше.
Всё розово! И тело у меня,
И стая птиц, и рыб косяк, и даже
Восторженное ржание коня!

1977

ЗАБОР

Забор — полоски, палки, доски.
Сквозь щёлку виден чей-то двор
И край нагруженной повозки,
А в глубине — опять забор.

А там, за сеном, два копыта:
Кого-то прячет сена стог,
И кто-то там ворчит сердито,
И слышен хруст, и слышен вздох.

Какое диво там таится?
Какое лихо там живёт?
Там у повозки кобылица
Горбушку хлебную жуёт.

1977

БОЛЕЗНЬ

Мне снились весёлые думы…
А. Блок

Желанье бредить и метаться
Давно в себе я берегу.
Болезнь! Верблюжье одеяльце,
Где зайцы пляшут на лугу,
Подушка, влажная от пота,
И молоко, и крепкий чай,
И материнская забота,
И сновиденья невзначай.
Свои мучительные ласки
Болезнь подарит лёгким снам,
Где отдаёшься доброй сказке
С тревожной правдой пополам.
И разве это так уж плохо,
Когда в заботе и тепле
Ты тихо спишь и книжка Блока
Лежит раскрытой на столе?

1977

* * *

Свечу зажгу, перо возьму…
Б. Ахмадулина

Я так легко стихи писал
И ночью той, и ночью этой,
И свет свечи, не раз воспетой,
В окне ни разу не плясал.

И не являлась Муза мне
Надменной маленькой богиней,
Она вошла листвою синей
В уже светлеющем окне.

Вошла листвой, и синевой,
И птичьим гомоном и свистом,
И бледным диском в небе чистом,
И мокрой утренней травой.

Была обычная пора,
И необычного не надо,
Когда поют деревья сада
И розовеют флюгера.

1977

* * *

На траве — с клубникой банка.
Рядом — мокрая поганка
У продрогшего куста.
А вверху — смотри — повисло
Над полями коромысло
Семицветного моста!

1977

* * *

Стакан наполнен красным чаем.
Мы, присмотревшись, различаем
В его янтарной темноте
Чудесный мир переплетений
То ли теней, то ли растений,
Предметы те же и не те.

Кусочек солнечного неба,
Букет цветов, горбушка хлеба
И занавески на окне —
Всё, что в стакане отразилось,
Причудливо преобразилось
В его горячей глубине.

1977

* * *

Опять январь загадочен и тих,
А за окном так холодно и снежно,
Что вспомнился полузабытый стих,
Когда-то мной заученный прилежно.

Горит огонь зелёный и скупой,
И замерзает маленькое пламя.
Простывший суп лакает кот слепой
Из белой чашки с синими цветами.

За окнами вся улица в снегу,
А в комнате пучки травы помятой.
Я в старой книге стебли берегу,
Которые в июне пахли мятой.

Но нет давно уютной теплоты;
Уют, как чашка хрупкая, расколот.
А из осколков складывает холод
На синих стёклах белые цветы.

1977

* * *

Мой бедный стих, тебе ли в молоко
Бумажное чернилами пролиться?
Моя строфа — строптивая ослица, —
Тебе ли прыгать резко и легко?

Моим трудам, не начатым пока,
Не суждено, наверное, начаться.
Весёлых муз прогневалось начальство
На кислый вкус чернил и молока.

1978

* * *

И выпал снег. Январь, белея,
Лежит на улице. А мне
Сегодня выпало, болея,
Лежать в постельной белизне.

Непостижимо мы похожи,
Но только снегу невдомёк,
Что он из-за меня на ложе
Земли чернеющей возлёг,

Что это я повелеваю
Оледененьем луж и рек
И для того, чтоб выжил снег,
Недуг не преодолеваю.

1979

* * *

Движенье милой головы
И губы тёплые твои…
Я первый том моей любви
До третьей дочитал главы.

Моя не первая глава
Открыла первую твою,
И я так странно узнаю
В твоих словах мои слова.

1978

* * *

Часы стучат, как много дней
Тому назад они стучали,
Когда прабабушку венчали
И платье белое на ней
Сидело, как на знатной даме,
И пуха снежного нежней
К земле бежало кружевами.

Часы стучат и мерно бьют,
И ужин следует за полднем,
И мы, конечно, не запомним
Весь перечень вечерних блюд.
Но ужин яблоками начат,
Течёт вино, и гости пьют,
И юные супруги плачут.

Потом — стареют, и ворчат,
И сетуют, что день неярок.
Но, выбрав из огромных яблок
Огромнейшее, нам вручат.
И мякоть белого налива,
Разломленного для внучат,
И сахарна и не червива.
Часы стучат, часы стучат…

1979

* * *

Немного мы попробовали мёда,
И вот уж умираем навсегда,
С тех пор как нам дана была свобода,
Вкусившая от мякоти плода.

Но благо это или испытанье,
Нам не дано узнать, пока живём.
Не потому ль и Ветхое Преданье
Огню ума беспечно предаём?

1982

* * *

И непохожи, и похожи
Начало наше и конец.
Они для нас одно и то же,
Как наша мать и наш отец.

И одинаково богаты,
И одинаково бедны.
В них все дары и все утраты
В единый узел сплетены.

1983

ПАРКИ

Вы тихо пряли пряжу бытия…
Но ныне в вас уже никто не верит,
Вкруг ваших лбов давным-давно не веет
Нездешних тайн прохладная струя.

Мы не поверим, даже если вы
Вдруг оборвёте трепетные нити:
В отместку вам в какой-нибудь раките
Мы прорастём иль в усиках травы.

Мы не погибнем, мы себя спасём
От вас, несуществующие Парки!
Кто черепахой станет в зоопарке,
Кто в озере заплещет карасём.

Мы все избегнем смерти, ибо кровь,
Остыть не успевая в наших жилах,
На пышно зацветающих могилах
Перетечёт в капусту и морковь.

Мы станем тем, что ныне мы едим.
Да здравствуют метаморфозы плоти!
Вы, Парки, никогда нас не убьёте,
Наевшихся бессмертием своим.

1984