Сергей Тихомиров

Новые стихотворения

* * *

Я остался один в этом Царстве теней.
Нет ни верного братца, ни милой сестрицы.
О, как душно и страшно в пещере моей!
И последний погас огонёк у божницы.

Где Ты, Господи? Я утомился в Твоих
Небесах прозревать занебесную точку
и блуждать в переливах мозаик земных,
всем рыданьем безверья вверяясь клубочку.

Золотого яйца не разбить простецу.
Сколько книжек прочитано, умных, хороших…
Ну, и что? Ну, подъехал твой конь ко Дворцу,
да войти-то нельзя: ни дверей, ни окошек.

Знаю, знаю, что надо просить, неуста-
нно просить и просить, — и откроется дверца.
Но в какую б из мантр ни впивались уста,
сластолюбцу не спеть голоском страстотерпца.

И что толку твердить, что я сам виноват!
У богов не допросишься, чтобы приснились.
И за Каем не спустится Герда во ад.
И Исиды своей не дождётся Осирис.

2003

ГЛАЗА МОИ ГЛЯДЯТ ВО ВСЕ ГЛАЗА

Я не хочу быть доктором наук!
Здоровому не распалить больного.
Мозг в заколдованный вступает круг.
Голь сквернословит у ларька пивного.

В грязи октябрьской корчится листва.
Нильс улетает с дикими гусями.
В разрыве туч сияет синева.
Уста свой бред лепечут под усами.

Столп огненный не спрячешь под полой.
В длань правую врастаю левой дланью.
Не по пути с тобой нам, Арий злой!
Враждебен день полночному стенанью.

Приснилось Бёме десять тысяч будд.
Гусь Мортен любит Нильса-гусопаса.
На Страшный Суд мой хладный труп несут.
Пышным-пуста метафоры прикраса.

Серебряный стыда не знает бор.
Глаз голубой не перекрасить в карий.
Меж инь и ян кипит войны раздор.
Нам по пути с тобою, добрый Арий!

Охотится на Нильса Смирре-Лис.
Страшится спермий низверженья в лоно.
Матвеев Вова едет в Симеиз.
Пылай, пылай, созвездье Ориона!

О, жизни нашей грустная комедь!
Проснулся Бёме — будд как не бывало.
Не всем дано, как Арий, умереть.
Учил, учил, а получил два балла.

Съешь, дитятко, ржаного пирожка.
Я брежу: свет зарделся невечерний.
Болит, болит проклятая кишка!
Проглоченный ещё ершится спермий.

Как сказано хитро: Аз есмь лоза.
Останься с нами, Нильс, останься с нами!
Глаза мои глядят во все глаза.
Что видно им? Они не знают сами.

2004

* * *

Где ты, Бог мой, в которого я не верю?
Где ты, Свет мой, который мне дик и страшен?
Знаю твёрдо: желаньем отдаться Зверю
я и вашим хотел угодить и нашим.

Я хотел угодить, без конца рисуя
в грёзах сладостных образы Строгих Дядей,
в чьи объятья все муки свои несу я,
непонятно какого здоровья ради.

Я хотел угодить — ничего не вышло.
Дяди Строгие жертву мою отвергли.
А уж как молил их, чтоб некий Кришна
со своим явился мне «виждь и внемли»!

«Виждь и внемли…» Какое там! Я в пустыне,
как дурак, лежу, ничего не смысля.
И разверстыми — вместо Пречистой Сини —
Зверя недрами Ночь надо мой нависла.

2006

ПЬЕРО И АРЛЕКИН

Саше Коптельникову

Ты грустен, как Пьеро. А я, как Арлекин,
кружусь вокруг тебя задорным хороводом.
И синеглазых нам не надобно Мальвин…
Я знаю: счастье — миг. Ах, где тот миг? Да вот он!

Ты смотришь на меня. Я — на тебя смотрю.
Чего ещё желать? Куда ещё стремиться?
Да, счастье — это миг. Прости, я закурю.
Всем буддам вопреки пусть мой дымок струится.

Как верил! Как любил неугасимый Свет,
сквозящий сквозь покров телесности сугубой!
Майтрейи различал в снегу жемчужный след.
Плутал в чащобах сутр. Склонялся перед Ступой.

Не кончилось ещё. Нет, кончилось уже.
Прошло давным-давно, а я всё думал: длится.
Пора, смирясь, признать измученной душе:
из горних родников ей не дано напиться.

Ты видишь, мой Пьеро, и я грущу, как ты,
и мой лихой задор не боле, чем бравада.
Затянутый на треть в воронку Пустоты,
я все ещё скворчу, как будто так и надо.

Я все ещё скворчу… Зачем? Пьеро, скажи,
ну, вот зачем опять сидим мы в «Палках-Ёлках»
и — полчаса уже как очень хороши —
всё счастья миг зовём, топчась в его осколках?

Из бездны не восстать тому, кто в ней увяз.
И полюбить её нельзя, как ни старайся.
Мне снятся по ночам Кощей и Карабас.
И ты, Пьеро, и ты боишься Карабаса!

Его боятся все, не только ты и я.
За счастья краткий миг давай-ка по последней!
Я к буддам не вернусь…  Вблизи Небытия
нет ничего, Пьеро, чем этот миг, бессмертней.

2007

* * *

Как к смерти приготовиться тому,
кто ежечасно ждёт её прихода?
Лечь на диван, смежить ладонь с ладонью
на животе и пальцы вверх направить;
припомнить сны последних двух ночей,
но не увлечься ими, а позволить
свободно течь их образам туманным
сквозь Мысль, минуя все её препоны;
прислушаться к ворчанью голубей
за окнами и прошептать: «О, Боже!
Пусть Ты — моя фантазия, но сделай
так, чтоб и я бессмысленною птицей
небесною смог стать когда-нибудь».

2007

GOOD-BYE, BUDDHA!

И каждую меня бузит секунду.
И я не знаю, что мне предпринять.
Смирению предаться или бунту —
не всё ль равно? На всём одна печать.
Я не умею духов различать.
Семь лет назад поставил я на Будду.

Да нет, не семь, а девять уж почти что!
А результат — огромный круглый ноль.
Я в Экхарта влюбился, как мальчишка.
Такая же его томила боль,
как Будду Шакьямуни. Жаль, не столь,
как их умы, обширен мой умишко.

В беспутных снах, крутому вняв совету,
хотел пролезть в какую-то нору
утробную, чтоб выйти к свету, к свету.
Лампадки жёг. Молился ввечеру.
В какую-нибудь надо же игру
играть страдальцу, — почему б не в эту?

Ещё чего? Ещё снимал цветочки
на видео и кустики и вгля-
дывался в них, как в Мандалу; кружочки
кружились предо мной, пыльцой пыля…
И всё загадывал: Бог даст, и я,
нырнув туда, как в омут, Божьей точки

достигну. Точки Вечности. Как сладко
мечтать о ней мне было! Я, афей
закоренелый, высшего порядка
возжаждал вдруг. Тогда с душой моей
и впрямь творилось что-то, — зря, что ль, ей
диагноз врач поставил «психопатка»?

Всё сладится! Всё сбудется! Омега
сольётся с Альфой. Выскочит из уст
кита Иона. Зацветёт омела.
Терновника воспламенится куст.
Я верил в это. Верил! Книжный вкус
у веры был, не спорю. Но ведь дело

не в том, я утешал себя, в какую
мы байку бодро веруем, а в том,
чтоб в байке сей восхитить Жизнь Иную,
узреть её хотя б одним глазком.
Кротчайшим «гатэ, гатэ» голоском
пел, оседлав подушку расписную.

Поклоны бил. Ещё чего? Генона
читал запоем, Господи прости.
И похоти давил в себе дракона,
стать ангелом желая во плоти.
Не слабо, да? Сплеча рубил. В горсти
полгода не сжимал педагогона.

Потом — сломался. Лавры Миларепы
не увенчали русского чела.
Дракон не сдох. (Полгода минареты
мне снились с колокольнями: хвала
ли эйдосам небесным то была
или другая сторона монеты —

загадки этой до сих пор, признаться,
я разгадать не в силах.) Грусть-тоска
зелёная меня снедает. Сдаться
на милость ей я не готов пока.
Всё б каркать ей, что смерть моя близка.
А вот живу, — чирик! И, может статься,

ещё годочков несколько в запасе
есть у меня. Пусть Вечность подождёт!
Я не бунтую, нет, ни в коем разе.
А лишнего чего её пустот
по глупости чтоб не сболтнуть насчёт,
я оборву себя на этой фразе….

2008

КОНТРОВЕРЗЫ

Раздранный коньми Ипполит

Несходен сам с собой лежит…

                                                                                                   М. Л.

 

Я человек подпольный, но не злой.

И печень у меня болит, но слабо.

О смерти мысль жужжит во мне пчелой,

и никакого нету с нею слада.

Вперяя в синь зрачок свой чумовой,

до горнего всё тщусь дорваться града.

Прости меня, блаженный Августин:

я сыт по горло Вечностью твоею!

Прости меня, как я тебя простил,

всю душу мне изранившего ею…

Я б стопочку за это пропустил

с тобой, мин херц, да предложить робею.

 

Меня влечёт раблезианский низ.

В глубь розы я заглядываю жадно.

Когда б туда я совершил круиз,

то сгинул бы, наверно, безвозвратно.

Блаженный морщит нос на сей каприз

и приговор выносит – сечь нещадно.

 

Ну, сечь так сечь. Ему видней. Он ас

в таких делах. Да кто сказал, что ас он?

От розы мой не оторвали глаз

ни «Отче наш», ни выкрутасы асан.

Одной лишь ею грезил я, молясь

поочерёдно всем иконостасам.

 

Доцентства лямку я, покорный вол,

тяну, но это – только так, для виду.

Бесплодных мук упрямый мукомол,

ни на кого я не держу обиду.

Со словом «фал» мешая слово «фол»,

плачь, Муза, плачь по братцу Ипполиту.

 

20082010

 

*   *   *

                 1.

Чахлый ряд тополей вдоль железной дороги.

Эта лирика мне по душе.

Faretheewell – вот и всё, что осталось в итоге.

Впрочем, аглицкий некий певец хромоногий

рассказал нам об этом уже.

 

Я Гюльнар и Медоре ничем не обязан.

Ах, как мессиджи их хороши!

В жизнь вперяясь мою раздевающим глазом,

то любовью меня соблазняют под вязом,

то над пропастью плачут во ржи.

 

Мне от звона сердечек, до Бога охочих,

как-то не по себе… А ведь сам

в дни былые считал, что среди заморочек

бытия это самый прикольный цветочек,

и, как пчёлка, над ним зависал.

 

Я за Белую Тару не дам и полушки!

Тополя шелестят, как в бреду.

Мой соседушка вдрызг нализался с получки.

Ясен болт: я хотел бы чего-то получше,

да теперь уж, видать, не найду.

 

Конрад, Конрад, возможно ли жить, разуверясь

в наворотах заоблачных грёз?

Не боись: нас отверженный выручит эрос!

Дай уж быть до конца откровенным – Бандерас,

вот кто б наш распогодил невроз.

 

Только где ж его взять-то, камрад? Боль тупая

в три утра разрывает башку.

Он у Педро играл одного раздолбая.

Что стряслось – не пойму: даже даль голубая

на меня нагоняет тоску.

 

Чахлый ряд тополей вдоль дороги железной.

По душе эта лирика мне.

Белой Таре, невесте моей неневестной,

я, бывает, молюсь – если шибко нетрезвый.

Тополя шелестят, как во сне.

 

                                                                      2012 – 2013

 

 

 

                   ДЕВОЧКА КАК ДИАГНОЗ

                                    ( 18 + )    

 

Есть девочка, тоскующая по

возможности совокупиться с тайной

Небытия. «Мне это не слабо», –

твердит она. Из книжки иностранной

с картинками она узнала о

штукенциях подобных. Выбор – странный.

 

Всё так, но ведь и девочка сама

не то чтоб даже девочка, а мальчик.

Всё снится ей (или ему?) страна,

где, пущена из недр сыновних мрачных,

в оскал отцов врезается стрела

и падчерицы в печь сажают мачех.

 

Есть девочка, шалеющая от –

уж эти шутки матушки-природы –

желанья в свой заглядывать испод,

в ту хлябь, в ту глубь, в те илистые воды,

откуда б ей немыслим был исход,

когда б туда найти сумела входы.

 

С той девочкой, представьте, я знаком.

Так много лет, что выговорить стыдно.

Живёт при мне. Резка. Зверёк зверьком.

Религиозна. В сексе ненасытна.

Острит нехило, если под хмельком.

Прикид – нуар. Улыбка – саблевидна.

 

Есть девочка… Как девочку зовут,

я не скажу. Зачем вам знать об этом?

Сама она зовёт себя Зумруд.

Но больше ей подходит имя Бэтман.

Хотя ей в целом нравится мой уд,

размер его она считает бедным.

Есть девочка… есть девочка… А есть

ли девочка? Вопросик – на засыпку.

Друг другу нам не нужно в душу лезть,

одну и ту же с нею мы пластинку

день изо дня заводим… Это – Жесть,

когда душа с душой живут в обнимку!

 

Есть девочка… А девочки-то нет!

Есть только мальчик. Да и мальчик тоже

давно уже не мальчик… В сей сюжет

вписать осталось то, как он в прихожей,

пьян в дребодан, сидит зерцалом пред

и сам себе срамные корчит рожи.

 

                                                                              2014