Сергей Тихомиров

Буддийские стихотворения и «Бхагаватгита»

* * *

Не задавать вопрос:
как излечиться телу?
Не задавать вопрос:
как излечиться духу?
Не спрашивать ни о чём
и не стремиться к цели.
Просто смотреть,
просто смотреть — на вещи.

1997

* * *

Только тот, кто не бежит от смерти,
только тот, кто не бежит от скорби,
кто отбросил ум,
застрявший в прошлом
и жадно в будущее глядящий,
кто отбросил ум,
и расширил зренье,
и проник бесконечности в сеть живую, —
знает, что смерти нет,
потому что она существует,
и знает, что скорби нет,
которая повсеместна.

1997

* * *

Если тебя
оплела паутина тоски
жаркой любовной ночной,
если твоё
тяжеловесное «я»
биться устало с собственной тьмой, —
значит,
время пришло
обратить лицо
туда, где заря занимается
и белая птичка на ветке
дерева бодхи
поёт, заливаясь от счастья,
песнь о свободе свобод.

1997

* * *

Ничто не вечно в сансаре.
Ни те, ни эти миры.
Ни рая сады густые,
ни лабиринты ада.

Всё изменяется,
всё разлагается,
всё распадается.
Всё — даже боги небесные.
И будды. И бодхисаттвы.

1997

* * *

Весна.
Закат, умирая,
как мать перед сном ребёнка,
целует деревья сада.

Сладко грустить весной.
И страшно:
не грех ли это —
унынию предаваться,
сердце терзать тоскою?

Новорождённый листочек
на розовой паутинке
крутится,
крутится,
крутится…
Жизнь его коротка.
Вечности не существует.

Хочешь грустить —
грусти.

1998

ШЕСТИСТИШИЯ

Чувство печали
безмерной,
как в юности ранней,
розы оранжевой влажной
вновь распустилось во мне
благоуханным цветком.

Через мгновение
хмель
радости тяжкой, блаженной
стал в застучавшем тревожно
сердце расти и расти
неудержимо.

Брызнули слёзы из глаз.
Полной
луны заоконной
лик перламутровый тучка
рваная заволокла.
В боль обратилось блаженство.

Как переменчиво всё
что ни есть
и непостоянно!
Роза роняет
за лепестком лепесток,
розы обличье теряя.

Спит Талапута, и сон,
что он — оленёнок,
снится ему. Оленёнок
розовогубый
спит и видит во сне
бабочкой белой себя.

1998

* * *

Движется
или сидит —
всё в ней исполнено мира.
Гибкая, как стебелёк.
Тихая, как тишина.

1999

* * *

Ветка,
травинка,
цветок
розовый и золотистый.
Правильно их сочетав,
глаз успокоишь и ум.

1999

* * *

Тихо,
умиротворённо
пью чай и вдруг замечаю:
Истина, Рай, Абсолют —
вот они, в чашке моей!

1999

* * *

О, Бунин-чувственник и чувственник Державин,
как страшно смерти вы боитесь оба!
Как, в лютый полдень солнечный прожарен,
пылает мак на чёрной крышке гроба!
Пусть гения мазок неподражаем,
но Вечности  для всех одна утроба.

Державин яростный и скорбноликий Бунин,
как падки вы на этой жизни яства!
Но как простить ее ревущим бурям
их обречённость на непостоянство,
не знаете…  И снова Шива в бубен
бьёт, разрывая время и пространство!

1999

ТРИ ДРАГОЦЕННОСТИ

Я принимаю прибежище в Будде.
Не умолкает
дождь за окном.

Я принимаю прибежище в Дхарме.
Пламя свечей
озаряет цветы алтаря.

Я принимаю прибежище в Сангхе.
Колокола
нежнейший звук!

2000

* * *

Зима, зима!
Дыхание мороза…
И я свои дыхания считаю,
как будто бы ступая по ступеням
ведущей к небу
лестницы незримой.

Ни верха нет, ни низа —
лишь дыханье,
одно дыханье:
ни земли, ни неба.
Кто это дышит?
Будда? Бодхисаттва?
Никто не знает, да и знать не надо,
поскольку смысл дыхания —
дыханье.

За вдохом выдох
и за шагом шаг.
Так я живу и летом, и зимою.
Пчела жужжит или метель метёт, —
я узнаю в знакомых этих звуках
биенье сердца моего,
в котором
всё явственней, живее год от года
поёт
буддийский колокол любви
и состраданья ко всему живому.

2001

БХАГАВАТГИТА КАК ОНА ЕСТЬ

Убийца — убивает.
Следователь расследует преступление.
Христианин причащается освящённым вином и хлебом.
Певица купается в море аплодисментов.
Невротик колотится головой о стену
в тщетной надежде принять
то, что принять невозможно.

Смотри внимательно, Арджуна,
и вот тебе первая сутра:
От перестановки слагаемых
не изменяется сумма.

Певица убивает.
Невротик расследует преступление.
Убийца причащается освящённым вином и хлебом.
Следователь купается в море аплодисментов.
Христианин колотится головой о стену
в тщетной надежде познать
то, что познать невозможно.

Смотри внимательно, Арджуна,
и вот тебе сутра вторая:
Никто себе не прибавит ума,
Писаний слова повторяя.

Христианин убивает.
Певица расследует преступление.
Невротик, рыча, причащается освящённым вином и хлебом.
Убийца купается в море аплодисментов.
Следователь колотится головой о стену
в тщетной надежде найти
то, что найти невозможно.

Смотри внимательно, Арджуна,
и сутру запомни третью:
Кто бы ни трепетал в ней —
сеть остаётся сетью.

Невротик — убивает.
Убийца  расследует преступление.
Следователь причащается освящённым вином и хлебом.
Христианин купается в море аплодисментов.
Певица колотится головой о стену
в тщетной надежде понять
то, что понять невозможно.

Всем сердцем проникни, Арджуна,
в истину сутры четвёртой:
Знает не больше о смерти живой,
чем о бессмертии —  мёртвый.

Следователь убивает.
Христианин — расследует преступление.
Певица, в слезах, причащается освящённым вином и хлебом.
Невротик купается в море аплодисментов.
Убийца колотится головой о стену
в тщетной надежде забыть
то, что забыть невозможно.

Слушай внимательно, Арджуна!
Пандавы и кауравы
пылают враждой взаимной,
но те и другие правы.

Два зла. Два добра. Две боли.
Две жгучих тоски по раю.
Кто вышел на поле битвы —
не говорит: «Не знаю».

Два света. Две тьмы. Две жажды.
Два непримиримых ада.
Сын Кунти! Сомненья сердца —
для мудрого не преграда.

Без промедленья ринься
в кровавую жизни сечу!
А на твоё: «Мне страшно» —
Я вот что тебе отвечу.

Я — Вишну, Я вижу дальше
всех умерших и живущих:
нет гибели в адских чащах
и в райских спасенья кущах.

Ты, Арджуна, — этот Убийца,
ты — Следователь, Невротик, Христианин, Певица.

Их лица твои суть лица,
их лица Мои суть лица.

И не перед кем склоняться,
и не на кого молиться.

И нет ни тебя, сын Кунти,
Ни Моего ответа…

Сокрытое не сокрыто.
СОКРЫТОЕ  —  НЕ СОКРЫТО.

И там, где трубит Победа,
И там, где скорбит Обида, —
во вся и во всём струится
бесшумнейшей Песни весть!

И это
Бхагаватгита
как она есть.

2004