Сергей Тихомиров

Арсению Дежурову, 1993

ЗАСТОЛЬНАЯ  ПЕСНЬ

Он — Лев, как рассчитал профессор Луков,
большой поклонник звёзд и Непомуков.
Ещё скажу: согласно той же лу-
ковской астрологической раскладке,
достоинства его и недостатки
в кружащуюся смешаны юлу.

Вот, например, его подруга Инна
сказала мне, что он поёт противно.
—  Но пламенно,  —  смутясь, добавил я.
Дождёшься нежных слов от старой ведьмы!
Но, впрочем, я её прощаю, ведь мы
и с ней, смею надеяться, друзья.

На театральных некогда подмостках
Арсения среди иных подростков,
задорную ломающих комедь,
она всенепременно выделяла
за тот esprit, который в нём Диляра
и Дергачуча так любили зреть

впоследствии, две пчёлки, две стрекозки,
две герцогиньки подле графа Моски.
Но где ж они? Je ne voir их pas!
И та и эта верная подруга
за рубежом нашла себе супруга.
Как учит Ницше — женщина глупа.

Что он не прав, как ученик Жорж Санда
я признаю, а всё же мне досадно,
что нет их здесь. Но ежели Ната-
ша Волкова меня, вздохнув глубоко,
спросила бы: «Всё плохо, да? Всё плохо?»,
едва ли б я ответил ей, что — да.

Тем более что девушек под сенью,
я полагаю, пребывать Арсенью
ещё довольно долго. Вот Катишь,
живой образчик преданности женской.
Сидит она однажды в деревенской
избе своей. В углу скребётся мышь.

Да то не мышь: стучится в дверь соседка!
«Какая ты, Катюша, домоседка!
Пойдём с тобой, дружок, по липов цвет».
А та в ответ: «Вали отсель, сучара!
Почто на Сеньку давеча серчала?»
—  Да я…  —  «Да ты!!! У, чмошница!» Ответ

достойный, а по мне ещё и тем он
хорош, что в нём, я извиняюсь, демон
языческого просторечья гно-
бит ангела изящного витийства.
Благодаря кому я навострился
так заплетать забористо, равно

как и Катишь её роскошной брани
кто научил невольно, вы заране
уж угадали! Ну, конечно, он —
великий Пушкин, автор «Дон-Жуана»…
Ой, нет, то одного его дружбана
хромого сочинение, пардон.

Всё это называется: лукавлю.
Ни Пушкину, ни Бейрону «I love you»,
зане мертвы, не скажешь нынче, не
страшась мишенью сделаться для Фромма
(стреляющего метко, как Тихома),
тогда как Льву, зане живой, —  вполне.

Вполне, вполне. Ich  liebe dich,  mein Lowe!
Ты на гармошке так играешь клёво,
что, кажется, в желудке горячо.
Заворожён скрыпучей  гармозою,
того гляди я обожгу слезою
твоё — егда обнимемся — плечо.

август 1993
Комментарий

«…рассчитал профессор Луков, большой поклонник звёзд и Непомуков»
Профессор Луков в те далёкие времена был заведующим кафедрой, на которой обретался адресат этого стихотворения. Сам Арсений так прокомментировал эти строки: «Наивная вера в астрологию проф. Лукова была притчей во языцех. С кем бы ни разговаривал профессор, в самый разгар разговора он, как казалось собеседнику, совершенно некстати, уточнял, какого, собственно, собеседник знака зодиака. От ответа, случалось, зависело многое, в том числе и штатные назначения. Непомук Шнейдевейн — персонаж романа Т. Манна «Доктор Фаустус», любимой книги проф. Лукова».

«…Инна сказала мне, что он поёт противно»
Комментарий Арсения: «Суждение о том, что А.С. Дежуров противно поёт принадлежало не собственно Инне Андросовой. На одном из праздников, в то время как А.С. Дежуров пел под гармонику, его постоянный друг-соперник М. Свердлов вымучивал у Инны, профессиональной певицы: «Ну, скажи, ведь противно поёт, а? Ну, скажи, противно?»».

«…Дождёшься нежных слов от старой ведьмы!»
Комментарий Арсения: «Поименование Инны Андросовой «старой ведьмой» имеет свою предысторию. Как-то раз Инна Вячеславовна отправляла дочь Настю в пионерский лагерь. Имея намерение пометить Настин гардероб, она  заставила меня полночи печатать на машинке одни и те же слова на матерчатой ленте, с тем чтобы нашить их потом на вещи Насти. Я, засыпая, тюкал: «Андросова Настя. Андросова Настя. Андросова Настя. Андросова Настя. Андросова Настя…» После восьмидесятого «Андросова Настя» текст поменялся: «Андросова И.В.  Андросова И.В.  Андросова И.В. — старая ведьма!»»

«…Арсения… она всенепременно выделяла за тот esprit…»
     Инна Андросова занималась вместе с Арсением (ещё до того как он вдруг решил заняться филологией) в одной весьма известной Театральной студии, где они и познакомились. Комментарий Арсения: «Esprit (франц.) — блеск ума, остроумие, вдохновение; произносится — эспри».

«…который в нём Диляра и Дергачуча так любили зреть…»
Диляра (Диляра Юлдашева, она же Зухра) и Дергачуча (Аня Дергачёва) — ближайшие подруги Арсения в период его обучения в Педагогическом институте.

«…две герцогиньки подле графа Моски»
     Комментарий Арсения: «Иронический намек на герцогиню Сансеверина, спутницу графа Моски, из романа Стендаля «Пармская обитель»».

«…за рубежом нашла себе супруга»
Комментарий Арсения: «Имеются в виду украинец Шура и немец Петер Даус».

«…ежели Наташа Волкова… спросила бы: «Всё плохо, да? Всё плохо?»»
Комментарий Арсения: «Фраза — лейтмотив волковской депрессии. Встречаясь с друзьями, Наташа всякий раз, пытливо вглядываясь в глаза собеседника, спрашивала: «Ну, как у тебя дела? Скажи, всё плохо? Да? Всё плохо?» И приходила в сносное настроение только в случае положительного ответа».

«Вот Катишь…»
Катишь — Катя Лунянская, подруга Арсения и Ани Дергачёвой. Описанная история произошла, когда Арсений вместе с друзьями, родственниками и свойственниками и Катя с братом снимали по соседству избы в одной глухой деревушке, в течение нескольких лет бывшей для них любимым местом отдыха.

«Вали отсель, сучара!»
Комментарий Арсения: «Тихомирова поражала способность моего круга легко оперировать национально-забубённой лексикой. Здесь им предпринята не вполне удавшаяся попытка травестировать живую и непринуждённую манеру общения моей подруги Кати».

«…мишенью сделаться для Фромма»
     Комментарий Арсения: «Фромм Эрих — немецко-американский психолог. В своих сочинениях, посвященных некрофилии, дал столь широкое толкование термина, что все читатели рано или поздно начинали себя чувствовать если не некрофилами, то во всяком случае сочувствующими».